• Первый зампред комитета Совета Федерации по экономической политике в программе "Умные парни" от 17.09.2020.

    15:00 Сен. 17, 2020

    В гостях

    Сергей Калашников

    заслуженный экономист РФ, доктор экономических наук, профессор, РАНХиГС

    Е.ВОЛГИНА: 15 часов 6 минут в столице. Радиостанция «Говорит Москва». 94,8. У микрофона Евгения Волгина. Всем доброго дня. Программа «Умные парни».

    С нами Сергей Калашников, первый зампред комитета Совета Федерации по экономической политике. Здравствуйте, Сергей Вячеславович.

    С.КАЛАШНИКОВ: Здравствуйте.

    Е.ВОЛГИНА: Наши координаты: 73-73-948 — телефон; SMS — +7 (925) 88-88-948, Telegram — govoritmskbot.

    Давайте от частного к общему перейдем, а частное — это ваши персональные карьерные изменения. Насколько я понимаю, вы были депутатом Государственной думы трех созывов, потом вы стали сенатом в Совете Федерации, а теперь снова возвращаетесь в Госдуму. Как это вы сами трактуете?

    С.КАЛАШНИКОВ: Во-первых, это решение Либерально-демократической партии, к которой я принадлежу. С моей личной точки зрения, это важный момент, связанный с тем, что формально я перехожу на практически ту же должность, что я занимаю в Совете Федерации. В Совете Федерации я первый заместитель председателя комитета по экономической политике, а предполагается, что я займу пост первого заместителя председателя комитета по экономике, промышленности и связи. То есть то же самое формально.

    Однако, на мой взгляд, и решение партии, и мое решение связано с тем, что Государственная дума формально, будучи абсолютно симметричной Совету Федерации по функциям, на самом деле, конечно же, отличается по функциям. И возможностей действительно реально влиять на текущую позицию правительства, реально влиять на текущие процессы у Государственной думы значительно больше.

    Е.ВОЛГИНА: А за счет чего это происходит?

    С.КАЛАШНИКОВ: За счет того, что Совет Федерации практически получает уже принятые законопроекты…

    Е.ВОЛГИНА: И надо формально одобрить.

    С.КАЛАШНИКОВ: И для того, чтобы окончательно поставить знак качества, одобряет их. За мою бытность 5 лет сенатором только на моей памяти три или четыре раза Совет Федерации создавал согласительные комиссии, не согласившись с решением Государственной думы, тогда когда по многим законам, конечно же, у сенаторов были очень серьезные и замечания, и другое видение ситуации и т.д.

    Формально сенаторы могут с самого начала так или иначе принимать решения в обсуждении закона, но это, скорее, декларация, чем практика. А практика реальна, что реальное законотворчество, реальное изменение тех или иных инициатив правительства, реальное влияние на текущую политику — это все-таки в думе.

    Сам процесс подготовки к первому чтению, содержательный, диалог с правительством и заинтересованными экспертами, оно все дает больше возможностей.

    Е.ВОЛГИНА: Но все равно же институты формируются людьми, поэтому… Скажем так, то, что парламент фактически, вы говорите, место для дискуссии…

    С.КАЛАШНИКОВ: В большей степени.

    Е.ВОЛГИНА: В большей степени, чем Совет Федерации, потому что как бы так традиционно сложилось или все зависит от того, кто возглавляет ту или иную палату?

    С.КАЛАШНИКОВ: Нет! Ну, конечно, мы помним крылатое выражение, что парламент не место для дискуссии.

    Е.ВОЛГИНА: Конечно. Я поэтому и вспомнила.

    С.КАЛАШНИКОВ: Этот человек хоть и является руководителем «Единой России», но не является руководителем умов.

    Что касается самих институтов, то, конечно, мнение правительства, которое полностью ассоциируется и вообще приравнивается к мнению парламентского большинства, в том числе и в думе, оно кажется неопровержимым.

    Но я человек, который работал в правительстве, однозначно могу сказать, что и когда идет согласование тех или иных законов в правительстве, там тоже неоднозначная реакция. И только в думе можно использовать разные позиции, найдя более оптимальный путь, оптимальное решение.

    Я хочу сказать, что в данном случае тот факт, что все-таки в парламенте есть оппозиционные партии, позволяет как бы шире провести обсуждение тех или иных проектов.

    Е.ВОЛГИНА: Тогда возникает следующий момент. У нас же в 2021 году выборы в Государственную думу, и сейчас, как сказали, единый день голосования фактически был генеральной репетицией федеральной кампании. У вас есть, как у опытного парламентария, мысль о том, а как действительно может поменяться парламент и, самое главное, есть ли для этого предпосылки?

    С.КАЛАШНИКОВ: На самом деле, я думаю, предпосылки есть. Ситуация в стране очень неоднозначная в том числе и в политическом плане. Победа «Единой России» в выборах тринадцатого сентября двадцатого года, она у многих вызвала недоумение. Потому что известно, что замеры общественного мнения показывают несколько другое отношение к «Единой России». И непрекращающиеся выступления социальные тоже тому показатель. Предпосылки есть. Но я не думаю, что выборы двадцать первого года существенно изменят политическую картину.

    Е.ВОЛГИНА: «Существенно изменят политическую картину», это интересно. Есть от наших слушателей сообщения. По поводу деятельности уже в Государственной думе, вообще есть ли перспективы у предложения Дмитрия Медведева, который говорил: а давайте подумаем над реализацией идеи минимального гарантированного дохода для россиян. Почему вас спрашиваю, потому что вы специалист по экономике.

    С.КАЛАШНИКОВ: Я и бывший министр труда и председатель комитета по труду и социальной политике двух дум.

    Е.ВОЛГИНА: Вот!

    С.КАЛАШНИКОВ: Я думаю, что у этого предложения нет перспектив.

    Е.ВОЛГИНА: Потому что его высказал Дмитрий Анатольевич Медведев?

    С.КАЛАШНИКОВ: Никоим образом!

    Е.ВОЛГИНА: А что?

    С.КАЛАШНИКОВ: Дело в том, что нет никаких объективных причин, скажем так, реализовать эту идею, номер один, нигде в мире она не реализована.

    Е.ВОЛГИНА: Пилотные проекты какие-то есть.

    С.КАЛАШНИКОВ: Пилотные проект есть в Финляндии.

    Е.ВОЛГИНА: В Швейцарии, по-моему.

    С.КАЛАШНИКОВ: И в Испании.

    Е.ВОЛГИНА: Да. Прошу прощения.

    С.КАЛАШНИКОВ: Причем это совершенно разные пилотные проекты, потому что там разное понятие вкладывается, что такое гарантированный доход.

    Но я еще раз повторяю, этот пилотный проект, который в Испании практически уже выдохся, а в Финляндии вот-вот выдохнется. Даже очень богатые страны не могут себе это позволить, раз.

    Во-вторых, конечно, возникает вопрос: а зачем? Одно дело — дать гарантированный доход тем, кто сам заработать не может, и тут понятно, общество не может позволить, чтобы люди умирали от голода, и совсем другое дело — дать всем! То есть получат все наши миллиардеры, получат все наши миллионеры. Но вопрос возникает: зачем? Зачем им этот гарантированный доход?

    Е.ВОЛГИНА: Я вам поясню. Когда был карантин, мы же с вами по удаленке общались в эфире, как раз обсуждали, их назвали «частичные вертолетные деньги» от президента. Сначала малоимущим действительно какие-то суммы, потом всем по 5 тысяч, по 10 тысяч. Я тоже получила, хотя я, слава богу, не малоимущий человек. Но это было приятно, государство действительно, купите дитятке что-нибудь.

    По поводу дохода базового, я помню, как это декларировалось за границей, у людей не будет паники, что им не на что прожить следующий месяц и тогда у них мозги будут несколько иначе работать, они вдруг смогут может быть заняться тем, чем давно хотели.

    С.КАЛАШНИКОВ: Насчет того, о чем задумаются люди, имея гарантированный доход. Во-первых, я хочу оговориться, что этот гарантированный доход должен обеспечивать относительно приемлемую жизнь. Даже не нормальную, но приемлемую, чтобы я не беспокоился о своем завтрашнем месяце, я должен гарантированно получить столько, сколько мне необходимо для жизни, так ведь?

    Е.ВОЛГИНА: Это разные оценки.

    С.КАЛАШНИКОВ: А это уже немаленькая сумма.

    Е.ВОЛГИНА: С точки зрения государства… Сколько МРОТ у нас? 12 тыс. рублей.

    С.КАЛАШНИКОВ: МРОТ — это не гарантия нормальной жизни.

    Е.ВОЛГИНА: И минимум прожиточный тоже не гарантия.

    С.КАЛАШНИКОВ: Все минимальные стандарты — это стандарты выживания, это не средние стандарты, на которые должно ориентироваться государство. Но самое главное не это. Мы имеем огромную практику, когда люди получают гарантированные доходы, не называя это так.

    Е.ВОЛГИНА: Пособия?

    С.КАЛАШНИКОВ: Это различного рода мигранты, определенные социальные группы в разных странах.

    Е.ВОЛГИНА: Я поняла, о чем вы говорите.

    С.КАЛАШНИКОВ: И я задаю вопрос: рвутся ли мигранты к станкам, к уборке улицы или вообще к тяжелым работам?

    Е.ВОЛГИНА: Свои-то рвутся все равно.

    С.КАЛАШНИКОВ: Одну секундочку. Откуда у нас потребность в гастарбайтерах в России? Потому что как раз свои не хотят идти на эти работы. А если при этом они еще будут иметь гарантированный доход, так уж точно не пойдут.

    Е.ВОЛГИНА: Сергей Вячеславович, а у меня на это есть как раз пример, сегодняшний разговор, буквально час назад, в эфире с Дмитрием Иоининым, членом комитета Госдумы по транспорту и строительству.

    С.КАЛАШНИКОВ: Я знаю его.

    Е.ВОЛГИНА: Марат Хуснуллин констатировал нехватку рабочих на российский стройках. Он говорит, во-первых, строительное лобби, которое платит копейки. Во-вторых, своим надо платить больше. Не потому, что они не идут, они лодыри, а потому, что им надо платить больше. А бизнесу невыгодно платить больше.

    То же самое с государством. Ваши коллеги объясняли, почему у нас небольшое пособие по безработице, исключая период карантина — потому что людей надо стимулировать идти.  

    С.КАЛАШНИКОВ: Это концепция.

    Е.ВОЛГИНА: Вот, пожалуйста, сегодня лично мне пришли алименты на ребенка 3 тыс. 600 рублей. Это понятно, это формальность, безусловно, формальность. Я же понимаю, что я не воспринимаю эти деньги как единственные деньги, на которые я должна себя прокормить и ребенка прокормить, нет, конечно. Формальность — формальность. Вот и у государства точно такой же подход, разве нет?

    С.КАЛАШНИКОВ: Нет. Государство не может себе позволить такой подход. Если вы позволите, личный ваш пример я проанализирую?

    Е.ВОЛГИНА: Давайте.

    С.КАЛАШНИКОВ: Если подходить формально к решению проблемы, что второй родитель независимо от его положения должен принимать участие в содержании ребенка, то согласитесь, что 3 тыс. это вообще ни о чем.

    Е.ВОЛГИНА: Конечно, ни о чем, естественно, это один раз в магазин сходить.

    С.КАЛАШНИКОВ: Таким образом, декларируемая задача —заставить другого родителя принимать участие — она государством в данном случае не решается. Формальный подход, вроде мы все, что нужно сделали, 16, 25 процентов и т.д., и дальше хоть не рассветай.

    Е.ВОЛГИНА: Так.

    С.КАЛАШНИКОВ: Так вот это безответственное государство. Государство, поставив задачу, что второй родитель должен обеспечивать, принимать участие в обеспечении ребенка, должно создать систему не формального побора с минимальной заработной платы, а систему принуждения к труду и соответствующего изъятия для того, чтобы человек действительно содержал тех детей, которые содержит. Это как раз детские пособия, алименты, они как раз богаты, скажем так, формальным подходом…

    Е.ВОЛГИНА: 50 рублей в месяц, это же недавно совсем отменили.

    С.КАЛАШНИКОВ: Формальных подходов чиновников к поставленной большой социальной проблеме государства. То есть государство подменило государственное решение каким-то таким фейковым решением какого-то чиновника.  

    Е.ВОЛГИНА: Хорошо. Но мы же пересматриваем… Я просто пытаюсь понять с точки зрения государства, как оно оценивает, а сколько людям надо денег, с одной стороны, стимулируя их к труду дальше… Да, может быть безусловный базовый доход, он провоцирует тунеядство, грубо говоря. Кто-то скажет…

    С.КАЛАШНИКОВ: Провоцирует.

    Е.ВОЛГИНА: И провоцирует тунеядство. Есть люди, которые вообще ничего не получают и умудряются ничего не делать, я вообще удивляюсь, как такие люди живут на планете Земля, за счет чего, самое главное?

    Но, с другой стороны, есть же объективные показатели как то достойная оплата труда, чтобы у человека были удовлетворены базовые чувства безопасности, как то крыша над головой, одежда, еда, конечно же и растить детей.

    С.КАЛАШНИКОВ: Безопасность, уровень жизни, еда.

    Е.ВОЛГИНА: Вот! Но этот уровень жизни, он разный. И с точки зрения государства, вот здесь основополагающе что, в базе дать или минималку формально, как мы сейчас с вами говорим, а он потом пусть сам крутится?

    С.КАЛАШНИКОВ: Государства задача — создать систему социальных гарантий. Создать определенную систему, чтобы тот, кто хочет, мог заработать сколько хочет (в разумных пределах); а тот, кто не хочет зарабатывать, с голоду не умер бы, но и, мягко говоря, и жил бы не очень хорошо — это задача государства. Задача государства — не дать… У нас потребительское отношение к государству…

    Е.ВОЛГИНА: Патерналистское скорее, да.

    С.КАЛАШНИКОВ: Задача государства — создать мир, создать систему, в которой человеку комфортно было бы жить.

    Вопрос: а кто такое государство?

    Е.ВОЛГИНА: Мы с вами! Мы можем с вами сказать: мы с вами государство.

    С.КАЛАШНИКОВ: Один маленький момент, я думаю, многие люди с этим не согласятся. Государство — это, с одной стороны, вы совершенно правы, вся власть, полнота власти в Российской Федерации принадлежит народу, а с другой стороны — где народ и где власть?

    В условиях, когда власть подменена решениями отдельных чиновников, даже очень умных, хороших, замечательных… Например, прошлое правительство я считал самым слабым за последние 25 лет.

    Е.ВОЛГИНА: Я помню, мы говорили с вами.

    С.КАЛАШНИКОВ: Однако отдельно это все были замечательные люди и есть замечательные люди.

    Е.ВОЛГИНА: Но это концепт значит.

    С.КАЛАШНИКОВ: Государство должно создавать условия, систему, а вовсе не принимать хаотичные решения популистского, политического и так далее плана.

    Е.ВОЛГИНА: Вот про популистские решения или про ситуативные решения. Накануне была новость, что Минфин предлагает обложить дополнительным акцизом табак, на 20 процентов повысить акциз, чтобы компенсировать нехватку бюджета федерального. Там нехватка 100 млрд рублей, по-моему, недостача. И кто-то говорит, убьют двух зайцев сразу же, то есть с одной стороны люди, может быть увидев пачку сигарет за 140 рублей, не будут покупать, а с другой стороны — у нас наполнится бюджет. Но так же и дальше можно пойти, таким бухгалтерским методом. Насколько он эффективен?

    С.КАЛАШНИКОВ: Никак не эффективен. Бухгалтер не может обеспечивать дополнительную прибыль фирмы.

    Е.ВОЛГИНА: Он только считает дебет с кредитом, да.

    С.КАЛАШНИКОВ: По поводу акциза, это вообще, я считаю, несколько, скажем так, наглое заявление правительства. Допустим, человек курит. У него возникает в этой связи вопрос: почему я из своего кармана должен оплачивать потребность всего общества? Даже предполагаем, что бюджет не разворовывают, а все идет в дело. Почему отдельная категория людей вдруг должна оплачивать всех? Это первое. Второе. Когда речь идет об увеличении акцизов, цен…

    Е.ВОЛГИНА: Налогов.

    С.КАЛАШНИКОВ: Налогов на различные группы товаров, мне всегда вспоминается старый анекдот. Повышают цены на алкоголь. «Так что, папа, ты теперь будешь пить меньше?» — «Нет, это вы будете есть меньше». Я очень подозреваю, что это ударит по 40 млн семей курильщиков.

    Е.ВОЛГИНА: Но у нас же есть концепция…

    С.КАЛАШНИКОВ: У нас официально 34-40 (никто поголовно не считал), миллионов курильщиков, умножайте на 3 (семья), оно и получится. С кого содрали?

    Е.ВОЛГИНА: Хорошо. Тогда какие варианты? Мы вспоминаем, правда, в основном вспоминаем суровые 90-е годы и периодически вспоминаем тучные нулевые годы, когда нефть и деньги лились рекой, можно было наполнять кубышку что называется, вкладывать деньги, платить хорошие зарплаты, вот это все. Был такой концепт: вечно дорогая нефть и, соответственно, денежные излишки, которые можно туда-сюда направлять. Сейчас этого уже нет. Вопрос возникает: можно ли наполнять бюджет, не имея вот этих золотых нефтяных денег?

    С.КАЛАШНИКОВ: Конечно. С самого начала 90-х годов мы все говорили, что нам нужно слезать с нефтяной иглы.

    Советский Союз потерпел крушение, потому что уповал только на нефтяные доллары. Что нам нужна диверсификация экономики. Нам нужно становиться конкурентоспособными по широкому кругу товаров.

    Вы знаете, это официальный идеологический посыл, он сохраняется и сейчас. Беспрерывно идет проговаривание о том, что нам нужно импортозамещение, диверсификация экономики, слезание с нефтяной иглы и т.д. Это идеология. А по факту жизни прошла идея о том, что все излишки от нефти нужно складывать в кубышку.

    Е.ВОЛГИНА: На черный день.

    С.КАЛАШНИКОВ: На черный день, да. Понимаете, экономика не развивается в ожидании черного дня. Если бы любой предприниматель занимался тем, что всю прибыль не инвестировал в развитие производства, а складывал на черный день, то, во-первых, черный день бы к нему пришел гораздо раньше, чем он ожидает. Во-вторых, невозможно на неопределенное время накопить денег. Это возможно, это решение разумно только в том случае, когда власть бежит на короткую дистанцию, и стоит задача, что черный день — это сохранить власть на определенный период.

    Вот когда стоит задача, что нам нужны деньги, чтобы когда возникнет кризисная ситуация, не покачнулась власть, вот тогда это разумное решение. А если говорить с точки зрения развития страны, ничего подобного.

    Е.ВОЛГИНА: Стратегия. Хорошо. Я понимаю, что события несколько разные, девяносто восьмой год почему я спрашиваю, потому что опять же вы опытный человек, работали над решением этой проблемы. Текущий кризис и кризис девяносто восьмого года, с вашей точки зрения, есть ли что-то в том периоде, что можно было бы перенести сейчас и тем самым улучшить положение в экономике?

    С.КАЛАШНИКОВ: Да.

    Е.ВОЛГИНА: Какое?

    С.КАЛАШНИКОВ: Пример только не девяносто восьмого года, а девяносто восьмого — мая девяносто девятого.

    Е.ВОЛГИНА: Да, хорошо, давайте так.

    С.КАЛАШНИКОВ: Правительство, пришедшее в сентябре девяносто восьмого года и ушедшее в мае девяносто девятого, сделало фантастическую вещь. Во-первых, после дефолта, когда земля была просто выжженная (экономическая), расплатились со всеми пенсиями, расплатились со всеми зарплатами, дали такой толчок экономике, что мы, по сути дела, до 2008 года катились после этого толчка. Это при том, что нефть в конце девяносто восьмого года стоила 9 долларов за баррель.

    Е.ВОЛГИНА: Да.

    С.КАЛАШНИКОВ: Это было значительно ниже себестоимости, потому что себестоимость в то время была 13 долларов за баррель. Вот вам ответ, можно ли что-то сделать. Можно, если есть к тому соответствующая воля.

    Е.ВОЛГИНА: Но здесь просто интересно… Хорошо, тогда же и кубышки, по сути, не было.

    С.КАЛАШНИКОВ: И кубышки не было, и ничего не было, и была выжженная экономика, и доллар скакнул в шесть раз.

    Е.ВОЛГИНА: Не спасла ли потом нефть подросшая положение?

    С.КАЛАШНИКОВ: А уже спасать не надо было, промышленность заработала, финансовая система худо-бедно заработала — все катилось. Пока не докатилось до своего логического конца в 2008 году.

    Е.ВОЛГИНА: Казалось бы, сейчас… Хорошо, другой момент. Есть даже повышенные доплаты (были в период коронакризиса), не было таких жестких, насколько я понимаю, проблем с невыплатой зарплаты, как это было в 90-е годы, в конце 90-х годов. Но при этом, разговаривая с представителями, например, малого и среднего предпринимательства и читая множество заметок на этот счет, приходишь к выводу… Вот они говорят: хорошо, вы нам дали отсрочку, но мы закрылись не в мае, а мы закроемся в октябре, потому что нам все равно платить это придется. Возникает другой вопрос, а что это за бизнес, который живет от зарплаты до зарплаты фактически? Почему не умудряются создавать подушки?   

    С.КАЛАШНИКОВ: Я бы сказал так, что практически более 90% бизнеса живет с колес. Конечно, есть бизнес, который имеет заказы, допустим, на 2021 год. Но предоплаты опять-таки тоже не имеет. А ему сегодня нужно создавать задел для того, чтобы гарантированные заказы выполнить в 2021 году.

    Е.ВОЛГИНА: Это правда.

    С.КАЛАШНИКОВ: А большинство бизнеса живет с колес: вот я что-то сделал, получил прибыль, расплатился с затратами, включая зарплату, и что-то вложил на завтрашний день.

    Е.ВОЛГИНА: Или купил Maserati, такое тоже бывает, но редко, правда.

    С.КАЛАШНИКОВ: Это классический русский бизнес: взять кредит… Это у Пелевина хорошо описано.

    Е.ВОЛГИНА: Это, кстати, не только у Пелевина описано, это было недавно в Соединенных Штатах Америки, человек взял кредит, который выдавали под льготную процентную ставку в связи с коронавирусом, купил себе Lamborghini или Maserati, что-то такое.

    С.КАЛАШНИКОВ: Но зато час славы — проехаться по Бродвею на Lamborghini!

    Е.ВОЛГИНА: Может быть так, но, мне кажется, это все-таки нерационально.

    С.КАЛАШНИКОВ: И смысл жизни его реализовался. У вас просто другой.

    Е.ВОЛГИНА: Да. Но хотелось бы просто, знаете, как говорят, уверенность в завтрашнем дне, вот это все. Должен быть какой-то концепт. Кризис, он же, с точки зрения какой-нибудь философии, экономической может быть — это либо полный крах, либо что-то такое происходит и объект, который подвергся кризису, он выходит на какой-то новый уровень, у него какие-то новые горизонты открываются, новые концепции. Если в двух словах, вы видите концепцию развития экономики России, в чем она?

    С.КАЛАШНИКОВ: У России очень хорошие базовые условия. Опять-таки, псевдофраза «страна наша богата, порядка только нет». И у России нет адекватной экономической модели, адекватной как текущей ситуации экономической, так и перспектив конкурентоспособности России завтра в новом технологическом мире.

    Е.ВОЛГИНА: Вот про это продолжим поподробнее после новостей. С нами Сергей Калашников, первый зампред комитета Совета Федерации по экономической политике. Про это поговорим, про Белоруссию обязательно тоже.

    НОВОСТИ

    Е.ВОЛГИНА: Сергей Калашников с нами, первый зампред комитета Совета Федерации по экономической политике.

    Перед новостями зацепочку мы сделали по поводу образа будущего российской экономики. Наш слушатель пишет, Роман Штутгард: «Прямая стимуляция через потребителя нужна». Чтобы это были не только заводы ВПК в качестве потребителей денежных средств и выпуска продукции, а чтобы люди ходили, покупали обувь, чтобы легкая промышленность развивалась. Но пока трудновато почему. Что мешает?

    С.КАЛАШНИКОВ: Во-первых, потребители в виде заводов ВПК — это огромное количество людей, получающих соответствующую зарплату.

    Е.ВОЛГИНА: Конечно, конечно.

    С.КАЛАШНИКОВ: То есть это тоже очень важно. То, что сама идея, что определяющим является потребительский спрос, спорить невозможно. И тот факт, что мы последние годы задавили потребительский спрос, дает эффект падения экономики, который мы сейчас наблюдаем.

    Е.ВОЛГИНА: А мы боролись с обществом потребления. Мне кажется, мы даже эту идеологию ставили в пику фактически западной идеологии.

    С.КАЛАШНИКОВ: Совершенно верно. Если в условиях кризиса все страны стремились к обнулению ставок, то мы наоборот, как вы помните, держали их на самом высоком уровне.

    Е.ВОЛГИНА: Кредитные вы имеете в виду?

    С.КАЛАШНИКОВ: Да, кредитные, базовые ставки. И сейчас наше снижение снижением назвать никак нельзя, потому что для производства оно все равно неподъемно.

    Е.ВОЛГИНА: А что мешает? Хорошо, у нас же есть два священных Грааля — это ФНБ (Фонд национального благосостояния) и у нас есть инфляция. Как бы вроде есть кубышка, но попробуй побольше распечатать, сразу же это приведет к всплеску инфляции, если тратить вдруг деньги, опускать ставки опять же кредитные, и вот здесь мы балансируем.

    С.КАЛАШНИКОВ: Вы знаете, химеры в головах людей, которые принимают важные экономические решения. Вот приведу пример главного ведомства Минэкономразвития. Наверное, никто не сомневается, что такое громкое название — Минэкономразвития — вообще-то к экономическому развитию страны имеет не первостепенное влияние. Тот же Центробанк, тот же Минфин имеют гораздо больше влияния, чем Минэкономразвития.

    Е.ВОЛГИНА: А что? Ведомство ради красивого названия что ли? Ведь по факту… Они же должны деньги…

    С.КАЛАШНИКОВ: Не решается один вопрос фундаментальный, который ни Центробанк, ни Минфин, в принципе, не могут даже поставить, потому что это не их тема.

    Е.ВОЛГИНА: Какой?

    С.КАЛАШНИКОВ: Вот мы сейчас стоим на грани внесения нового бюджета.

    Е.ВОЛГИНА: Да.

    С.КАЛАШНИКОВ: Каждый раз, внося бюджет, правительство говорит: вот есть негативный сценарий, есть позитивный сценарий, пессимистический, оптимистический, вот мы пойдем по среднему пути.

    Зачем для управления страной нужен сценарий?! Сценарий нужен так, чтобы знать, какая погода будет завтра. Минэкономразвития, в правительство внося закон о бюджете, должен ответить на вопрос: что мы получим в результате реализации данного бюджета? Вот у нас столько детских садов на сегодняшний день, на следующий год в результате бюджета мы получим вот столько-то, вот у нас столько-то заводов таких-то, получим столько-то, вот сегодня мы микроэлектронику не выпускаем, а завтра будем выпускать и т.д.

    Е.ВОЛГИНА: А потому что у нас есть внешние шоки, какую оценку даст агентство Fitch, как будет себя чувствовать «бумажная нефть», как поступит ФРС США и пойдут ли американские домохозяйки в Walmart покупать новые джинсы. 

    С.КАЛАШНИКОВ: Это очень важные факторы, они особо сильно влияют, когда я у себя на даче колупаюсь на грядке.

    Е.ВОЛГИНА: Ха-ха-ха-ха-ха!

    С.КАЛАШНИКОВ: Я вот думаю, как же мне обеспечить, чтобы Fitch не помешал или Национальная резервная система не помешала росту картошки или лука у меня на грядке или клубнике.

    Е.ВОЛГИНА: Росту картошке нет, а росту кубышки — да.

    С.КАЛАШНИКОВ: Согласитесь, самодостаточная страна.

    Е.ВОЛГИНА: Хотелось бы.

    С.КАЛАШНИКОВ: Целый субконтинент по сути дела. Причем здесь все это?!!! У нас что, не хватает кредитов?

    Е.ВОЛГИНА: Не знаю.

    С.КАЛАШНИКОВ: У нас, извините меня, полтриллиона долларов запас. У нас что, не хватает рынка сбыта? 150 млн. Да плюс еще вся экономическая чаша бывшего СНГ. У нас что, не хватает базовых ресурсов? Чего-то не хватает, но основные базовые ресурсы у нас есть.

    Вопрос: какая разница, какая погода на Бродвее, я имею в виду на бирже, на Уолл-Стрит, для того, чтобы у меня все делалось, производилось и так далее?

    Е.ВОЛГИНА: Раньше как? Потому что санкции, поэтому повышались цены. Или повышались ставки, потому что не было доступа к дешевым деньгам у российских банков в свою очередь. А теперь универсальное объяснение — это коронавирус. Мы повышаем акциз, потому что коронавирус. Мы повышаем цены на продукты или они повысятся, цены на картошку, ту самую, которую вы выращиваете на своем участке, потому что коронавирус, потому что пандемия.

    С.КАЛАШНИКОВ: Картошка — это очень хороший пример. Когда я вижу, что мы продаем даже в магазинах и на рынках картошку из Литвы, Польши и даже Аргентины, у меня в голове это не умещается.

    Е.ВОЛГИНА: Картошка оттуда завезена, поэтому картошка из Аргентины.

    С.КАЛАШНИКОВ: Правильно. А не проще ли организовать… Картошки можно вырастить сколько угодно. Организуй ее сбыт! Почему люди не выращивают? Потому что сбыт не могут организовать, куча препонов.

    Теперь что касается причин, почему мы не можем развиваться. Вы понимаете, зачастую они просто звучат смешно. Я понимаю, что во всем виноваты американцы, но может быть они не так виноваты, как мы сами?

    Е.ВОЛГИНА: Это вы говорите о том, чтобы мы были субъектами уже экономического развития. А когда ты объект, уже хочется… Но там-то были дешевые кредиты, а теперь отрубили дешевые кредиты. Там-то были технологии…

    С.КАЛАШНИКОВ: Но у нас есть деньги? Вы говорите, Фонд национального благосостояния.

    Е.ВОЛГИНА: Да.

    С.КАЛАШНИКОВ: Но это же огромный мешок.

    Е.ВОЛГИНА: Конечно.

    С.КАЛАШНИКОВ: Так давайте, чтобы они приносил прибыль, а не таял под инфляцией.

    Е.ВОЛГИНА: Тоже вариант. Значит, это какой-то страх или что? Я пытаюсь логически понять, а что это такое?

    С.КАЛАШНИКОВ: Да нет, это просто отсутствие задачи бега на длинную дистанцию.

    Е.ВОЛГИНА: Это отсутствия желания… длинные деньги.

    С.КАЛАШНИКОВ: Вот если сказать, в чем порок — это потому что все на всех уровнях бегут на короткую дистанцию.

    Е.ВОЛГИНА: Тактические ходы, безусловно. Хорошо. «Здесь валютный Еврофонд через Набиуллину подавляет любое развитие России», — говорит 937-й. «Что же мы такие бедные? Наверное от того, что мы такие умные», — говорит Владислав Эдуардович.

    Но тут по поводу Решетникова. Вы вспомнили Минэкономразвития. Решетников говорит, что рубль в данный момент недооценен из-за повышенной оценки рисков инвесторами.

    Мы ведь живем в глобальном мире спекуляций. Та же самая «бумажная нефть», она стоит гораздо дороже фактически, и она определяет вообще, что происходит на мировом рынке, нежели сколько нефти этой выкачали.  

    С.КАЛАШНИКОВ: Понимаете, я экстремист.

    Е.ВОЛГИНА: Ой! 282, осторожно, у меня маленький ребенок, Сергей Вячеславович. Ха-ха-ха-ха-ха!  

    С.КАЛАШНИКОВ: Вот если министр экономики говорит, что рубль недооценен, я как профессор, принимающий экзамен у студента, сразу такому студенту ставлю два.

    Е.ВОЛГИНА: Вон из профессии.

    С.КАЛАШНИКОВ: И говорю: пошел на пересдачу!

    Е.ВОЛГИНА: О!

    С.КАЛАШНИКОВ: Рубль не может быть оценен по той простой причине, что он условная единица. Он не является твердой конвертируемой валютой, это чисто декларативно-спекулятивная валюта.

    Любой человек знает, что с этим долларом за границей делать нечего. Это только в России он может его конвертировать.

    Е.ВОЛГИНА: В смысле с рублем.

    С.КАЛАШНИКОВ: С рублем, да.

    Е.ВОЛГИНА: С долларом за границей как раз много чего можно сделать, это правда.

    С.КАЛАШНИКОВ: Я оговорился. С рублем. Рубль не товар в данном случае. Рубль не эквивалент товара в данном случае.

    Е.ВОЛГИНА: А рубль — это средство.

    С.КАЛАШНИКОВ: Это определенная номинация. Поэтому если министр экономики мыслит такими категориями, два и пошел на пересдачу.

    Е.ВОЛГИНА: Но министр финансов при этом говорит, что нам выгодно, когда у нас происходит ослабление рубля, потому что для бюджета.

    С.КАЛАШНИКОВ: Конечно! Это выгодно не для бюджета прежде всего, хотя и для бюджета тоже. Это выгодно прежде всего, что наш экспортный потенциал сразу становится более доходным. Я плачу рублями, которые ничего не стоят практически, а получаю твердую конвертируему валюту, которая что-то стоит. Поэтому конечно же… Почему Китай держит юань? Потому что ему абсолютно не нужно, чтобы юань укреплялся.  

    Е.ВОЛГИНА: Тогда другой момент. В условиях меняющейся экономики, нового технологического уклада, мы глобально как бы самостийны, самостоятельны, нам не нужно никуда примыкать, условно, к Европейскому союзу, к Америке в те времена, а теперь к Китайской Народной Республике в текущие времена или все-таки от глобализации вообще никуда не деться и так или иначе мы не можем быть полностью единица?

    С.КАЛАШНИКОВ: Да нет. От глобализации никуда не деться.

    Е.ВОЛГИНА: Все-таки. А Трамп пытается.

    С.КАЛАШНИКОВ: Нет! Это тоже условная, как говорится… Просто в этом глобальном мире каждый пытается занять свою наиболее лучшую позицию, лучшую нишу.

    То, что мир стал маленьким, что он стал доступным, что он стал информационно единым, это объективные вещи, против которых трудно спорить. Вопрос другой, что изменились правила конкурентоспособности, факторы конкурентоспособности страны.

    Та же самая маленькая Белоруссия (мы вскользь ее упоминали) по IT-технологиям, IT-компаниям значительно опережает российскую большую замечательную федерацию.

    Е.ВОЛГИНА: Предполагалось, что эта страна в принципе станет таким клондайком.

    С.КАЛАШНИКОВ: Просто был сделан акцент именно на том, что является завтрашним днем или даже уже сегодняшним.

    Е.ВОЛГИНА: Хорошо. Но теперь в Белоруссии сложная политическая ситуация. И Российская Федерация дает 1,5 млрд долларов. Зачем?

    С.КАЛАШНИКОВ: Я думаю, содержать силовиков. А иначе как же Лукашенко будет сдерживать народ?

    Е.ВОЛГИНА: Но так как вы еще председатель комиссии парламентского собрания по экономической политике, вы сказали мне за эфиром, что 28 числа будет заседание.

    С.КАЛАШНИКОВ: Заседание комиссии.

    Е.ВОЛГИНА: А что обсуждать в условиях такой политической нестабильности?

    С.КАЛАШНИКОВ: Состоялась встреча президентов Александра Григорьевича Лукашенко и Владимира Владимировича Путина. Одним из очень важных посылов было то (что прошло в эфире), что мы должны в дальнейшем развивать экономическую интеграцию. Вот вопрос дальнейшей экономической интеграции независимо от той политической ситуации, которая есть в Минске в данном случае, мы и будем обсуждать.

    Е.ВОЛГИНА: А это возможно, обсуждать экономическую интеграцию? И что под ней подразумевается? Александр Григорьевич Лукашенко пугал своих же людей и говорил об этом Европейскому Союзу и представителю американского истеблишмента, который приезжал, что экономическая интеграция подразумевает поглощение Российской Федерацией Белоруссии.

    С.КАЛАШНИКОВ: Но в данном случае речь идет не о глобальной экономической интеграции, что придает некий политический оттенок для обсуждения.

    Е.ВОЛГИНА: Конечно.

    С.КАЛАШНИКОВ: Речь идет о точечных проектах, которые развиваются в рамках союзного государства, и которые не прекращались, не прекращаются и будут и дальше развиваться на благо обеих стран.

    Е.ВОЛГИНА: С вашей точки зрения, как можно действительно продолжать экономическую или вообще любое взаимодействие в условиях политической вот этой нестабильности? Можно банально не замечать. Александр Григорьевич Лукашенко каждый день делает заявление следующего характера, и они идут как бы в пику с заявлением Тихановской, штаба Бабарико и т.д.

    Тихановская говорит: мы вам гарантируем безопасность в случае мирного ухода. Лукашенко следом через БелТА говорит: а я не вижу вообще никаких предпосылок революционных, мы задавили это революционное зерно в зародыше, поэтому ничего не мешает. Погуляют, мол, и перестанут ходить. Как он сказал: «Иногда люди по воскресеньям ходят». Можно не замечать, но это же не значит, что этого нет.

    С.КАЛАШНИКОВ: Но мы живем в разных плоскостях. С точки зрения геополитической, этого замечать нельзя, вы совершенно правы. С точки зрения конкретных коммерческих сделок между конкретными экономическими субъектами ну, конечно, там где-то шумит вверху, а мы-то внизу торгуем.

    Е.ВОЛГИНА: Так.

    С.КАЛАШНИКОВ: Если речь идет о конкретных проектах Союзного государства, то, конечно, очень важным является общая ситуация. Но при этом это не означает, что мы не должны продолжать наши совместные разработки, производство сельхозтехники и т.д.

    Е.ВОЛГИНА: 73-73-948. Наденьте, пожалуйста, наушники. Мы слушаем вас. Здравствуйте.

    РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Добрый день. Виктор Михайлович. Сергей Валентинович…

    Е.ВОЛГИНА: Вячеславович.

    РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Вячеславович, извините. Вот вы правильно отметили, что экономический блок ведет очень куцую экономическую политику, но ведь ваш Совет Федерации является одной из ветвей власти. Нельзя ли эту власть употребить для коррекции этой политики?

    Е.ВОЛГИНА: Тяжело вздохнул Сергей Вячеславович.

    С.КАЛАШНИКОВ: Съесть-то он съест, кто же ему даст? В Совете Федерации, начиная с 2015 года, работала комиссия по экономическому развитию, которую я как раз возглавлял. На наш взгляд, мы провели очень глубокий с участием всех ведущих экспертов страны анализ экономической ситуации, и итогом стала выработка некой новой модели. Причем это не модель такая всеобъемлющая, это просто те первоочередные шаги, без которых экономическое развитие невозможно.

    Мы готовили, по сути дела, этот документ к маю восемнадцатого года, предполагая это как новый экономический путь. К сожалению, на этом все наши работы и остановились.

    Мы начинали с того, что я ухожу в Государственную думу, вот я считаю, что в Государственной думе у меня будет больше возможностей реализовать ваш вопрос о том, чтобы влиять на текущую политику.

    Е.ВОЛГИНА: Юрий Л. говорит: «IT-компании уходят из Белоруссии, это как-то скажется на экономике соседей?»

    С.КАЛАШНИКОВ: Безусловно! В Белоруссии нет практически кроме калия никаких природных ресурсов. Поэтому уход ведущего сектора экономики, большинства компаний самым негативным образом скажется на развитии.

    Е.ВОЛГИНА: Я почему еще заостряю внимание на политической нестабильности, которая есть в стране, которую, наверное, с точки зрения глобальной политики можно не замечать, но на местах… И если тебе дают кредит в 1,5 млрд долларов, может быть тоже можно не замечать.

    Но другой момент. Ведь политическая ситуация — это же фактически почва для взращивания в том числе каких-то экономических сфер. Вот была сфера IT, потом пришли с обысками, потом оказалось, что там чуть ли не какой-то кластер вообще помимо IT, революционный кластер, что-то такое, потому что люди, прогрессивно мыслящие, может быть думают про заграницу, может быть сотрудничают с поляками, я не знаю, мало ли что там может быть. И как в этих условиях страна? Как вы видите вообще будущее Белоруссии, ее развитие?

    С.КАЛАШНИКОВ: Вы знаете, как ни странно, много работая в Белоруссии, общаясь, я с оптимизмом смотрю на будущее Белоруссии. Белоруссия в легкой форме, в очень легкой форме, переболела таким оголтелым либерализмом. При этом она достаточно адекватно и категорично отказалась от тех трудностей, которые нам сулил Советский Союз и социализм.

    То есть, по сути дела, на мой взгляд, Белоруссия сейчас вышла на некий такой, я бы сказал так, путь соцстран Восточной Европы, когда, не впадая ни в какие крайности, они настроены на конструктивное развитие. Но опять-таки вопрос: кто настроен?

    Е.ВОЛГИНА: Да.

    С.КАЛАШНИКОВ: Настроен президент или настроен народ? Вот для меня ответ: настроен народ.

    Е.ВОЛГИНА: Насколько важно, кто стоит у власти? Потому что сейчас… Мы даже проводили голосования на нашей станции, они, безусловно, не репрезентативны, это сразу нужно понять, но в целом. Вчера буквально я проводила голосование: Лукашенко — это новое будущее Белоруссии или все-таки Лукашенко — это прошлое Белоруссии? Примерно 50 на 50. И многие говорят: так там же чистые улицы, там же работающие предприятия, которые заточены, кстати, на российскую в том числе промышленность, на российскую экономику. Они не думают, что может быть гораздо хуже. Как бы пугают тем, что было когда-то, 30 лет назад. Но определенная политическая стагнация, она же фактически ведет к некой деградации, в том числе экономической. Вот здесь есть какой-то баланс?

    С.КАЛАШНИКОВ: Есть. Вернее, насчет баланса не знаю, баланс, я думаю, нужно строить. А то, что связь есть, это безусловно. Сразу хочу сказать, конечно, навряд ли белорусы могут простить направленные на них автоматы, на народ. Не знаю, мне кажется, что это не прощаемые вещи. Когда человек ради личной власти направляет на свой народ автомат, это, наверное, не очень хорошо.

    Второй момент. Может ли власть способствовать или наоборот — мешать экономическому развитию? Конечно же! Те законы, те налоги, те преференции, да даже атмосфера! Человек говорит: они сыты, чего они бунтуют? В Советском Союзе мы тоже были сытые. Не бог весть как богато жили, но с голоду никто не умирал. Однако людям хотелось свободы. Они не хотели затхлости. Человек, в отличие от животных, не только едой живет. И поэтому, мне кажется, что здесь как раз связь очень сильная. А новая экономика, она как раз требует свободного человека, а вовсе не раба.

    Е.ВОЛГИНА: Но тогда государство должно становиться фактически тем самым менеджером, точнее чиновники, в том числе даже высшего эшелона должны становиться теми самыми менеджерами и размывается тогда сакральность власти, которая была как в Советском Союзе, как правопреемница российской империи, тоже была… вообще власть от бога, а потом это все перенеслось на современную историю, разве нет?

    С.КАЛАШНИКОВ: Насчет сакральности власти, здесь есть вопрос. Фундаментальное философское решение этого вопроса, что власть принадлежит народу.

    Е.ВОЛГИНА: Это декларация.

    С.КАЛАШНИКОВ: Одну секундочку. Это декларация в нашей действительности. А созданы ли механизмы, которые обеспечивают это? Как это ни странно звучит, созданы.

    Е.ВОЛГИНА: Выборы?

    С.КАЛАШНИКОВ: Да, да, сменяемость и выборы.

    Е.ВОЛГИНА: Сменяемость да. Но кто-то скажет, что выборы — это как ширма. Условно — основная претензия вышедших протестовать к Лукашенко.

    С.КАЛАШНИКОВ: Ответ простой. Основная претензия — свободные выборы.

    Е.ВОЛГИНА: Конечно!

    С.КАЛАШНИКОВ: Основная проблема заключается в том, конечно, демократия абсолютно несовершенный метод правления, но остальные еще хуже.

    Е.ВОЛГИНА: «Каких свобод в Белоруссии не хватает народу?» — говорит Николай? Политических?

    С.КАЛАШНИКОВ: Если человек не видит, чего ему в этой жизни не хватает, ему это и не надо. Пусть Николай не заморачивается, живет как живет.

    Е.ВОЛГИНА: Я понимаю, можно здесь, наверное, найти какую-то, вот когда маленькие дети, и даже взрослые, подростки, у них пубертатный возраст начинается, и он все равно бунтует, ругается с родителями, ходит хлопает дверью, в какие-то субкультуры вступает, ерунда всякая, а ему родители приглаженные, чистые говорят: ну, что тебе еще надо? Я тебе вот это уже дал, у тебя и холодильник полный, у тебя PlayStation есть, у тебя это есть, что тебе еще надо? А он говорит: да это все ладно, это у меня есть, а вот мне чего-то еще, самовыражение… Вот здесь примерно то же самое. То есть отношение народ-ребенок…

    С.КАЛАШНИКОВ: Нет, нет, нет.

    Е.ВОЛГИНА: Нет, с точки зрения Лукашенко, который так или иначе зачистил политическое поле.

    С.КАЛАШНИКОВ: С точки зрения Александра Григорьевича все может быть, но мы не знаем, что у него в голове.

    Е.ВОЛГИНА: Да.

    С.КАЛАШНИКОВ: Что же касается бунда детей, то это естественный процесс самоидентификации. Человек хочет понять, кто он есть на этом свете. Если он существо, пожирающее продукты, значит зачем ему бунтовать? Если он ищет чего-то…

    Е.ВОЛГИНА: Пока продукты есть, кстати.

    С.КАЛАШНИКОВ: Если он жаждет высоких дел или еще чего-то, то это совсем другое дело. Человек, по сути дела, нащупывает свою сущность.

    Е.ВОЛГИНА: Конечно.

    С.КАЛАШНИКОВ: Я не могу сказать, что это болезнь для всех. Далеко не все стремятся нащупать свою сущность.

    Е.ВОЛГИНА: Да. Конфликт отцов и детей, дети хотят снести мир отцов, а отцы хотят сохранить этот мир либо конкурируя с детьми, либо просто говоря: дураки, вы же не понимаете, как было, а оно же тогда было, вообще в лаптях ходил, было так ужасно.

    С.КАЛАШНИКОВ: Дети не хотят смести родителей. Дети просто хотят найти свое место, а родители им в этом мешают.

    Е.ВОЛГИНА: Ха-ха-ха-ха-ха! Выход из этого положения есть?

    С.КАЛАШНИКОВ: О! Воспитание вещь особая.

    Е.ВОЛГИНА: Сергей Алексеевич, коротко, пожалуйста. Здравствуйте.

    РАДИОСЛУШАТЕЛЬ: Добрый день. Сергей Вячеславович, откуда у ЛДПР будет реальная политика в Госдуме, если «Единая Россия» принимает решения без вас, как, впрочем, и без КПРФ? Вы можете привести примеры?

    С.КАЛАШНИКОВ: Могу сказать. Дело в том, что всегда есть так называемый потенциал субъектности, когда кто-то чего-то хочет сам.

    Е.ВОЛГИНА: Конечно.

    С.КАЛАШНИКОВ: И есть потенциал объектности, объективная ситуация. Если «Единая Россия» говорит, что белое — это черное, то есть небольшой шанс доказать им, что все-таки белое — это белое, а черное — это черное. И таких примеров я даже из своей практики, в том числе и в Совете Федерации, могу привести достаточно много. Уже тот факт, что ряд законов Совет Федерации вернул думе, свидетельствует о том, что не все так однозначно.

    Е.ВОЛГИНА: Сергей Вячеславович, спасибо вам большое. Приходите еще. Сергей Калашников, первый зампред комитета Совета Федерации по экономической политике.

    Версия для печати

Связь с эфиром


Сообщение отправлено