М.ЧЕЛНОКОВ: 12 часов 6 минут в Москве. Всем доброго дня, друзья. В студии Марина Александрова.

М.АЛЕКСАНДРОВА: Макс Челноков.

М.ЧЕЛНОКОВ: И, Мариночка, я поздравляю тебя с праздником. Всё-таки это праздник классный, я люблю его.

М.АЛЕКСАНДРОВА: Не зря я оканчивала авиационный техникум, правда.

М.ЧЕЛНОКОВ: Ну точно.

М.АЛЕКСАНДРОВА: Опять забыл этот момент?

М.ЧЕЛНОКОВ: Нет, я всё помню. Ты самолёт же собирала.

М.АЛЕКСАНДРОВА: Поэтому не люблю летать.

М.ЧЕЛНОКОВ: А у меня с этим праздником приходит весна. С этим праздником для меня наступает… Не 8 марта, а именно 12 апреля — День космонавтики.

М.АЛЕКСАНДРОВА: Почему, как ты думаешь?

М.ЧЕЛНОКОВ: Не знаю. Тепло становится, погоды…

М.АЛЕКСАНДРОВА: Солнечно, хорошо.

М.ЧЕЛНОКОВ: Да, как-то на душе тепло, что всё хорошо 60 лет назад произошло.

М.АЛЕКСАНДРОВА: Но ты не застал, да?

М.ЧЕЛНОКОВ: Конечно, не застал.

М.АЛЕКСАНДРОВА: Немножко не успел.

М.ЧЕЛНОКОВ: Далеко-далеко до меня.

Друзья, сегодня у нас в программе «Профессия», как вы догадались, конечно же, будет лётчик-космонавт, по совместительству он ещё и депутат Государственной думы, лётчик-космонавт Российской Федерации, плюс ещё полковник Военно-воздушных сил России. У нас на связи Максим Сураев. Максим Викторович, добрый день.

М.СУРАЕВ: Добрый день. Здрасьте.

М.АЛЕКСАНДРОВА: Здравствуйте.

М.ЧЕЛНОКОВ: Макс, Марина в студии. У меня первый вопрос. Вы в детстве вообще мечтали быть космонавтом?

М.СУРАЕВ: На самом деле да, есть такая расхожая фраза, и всё время мне её говорят, «я тоже в детстве мечтал стать…» Вот я в детстве не мечтал стать.

М.АЛЕКСАНДРОВА: Никогда об этом не думали, да?

М.СУРАЕВ: Нет, не думал. Потому что я был обыкновенный пацан из семьи военнослужащего. Для меня космонавт — это было такое, что-то… какое-то недоступное, на грани, космонавты — небожители, да я простой такой, да никогда я до них не дотянусь. Но всегда мечтал реально быть военным лётчиком.

М.ЧЕЛНОКОВ: Военный лётчик — это нормально. А потом первые мысли стать космонавтом, полететь в космос, когда пришли?

М.СУРАЕВ: Это уже когда я окончил лётное училище, уже окончил военную академию, полетал на самолётах, представлял примерно, что такое полёты, подготовка и так далее. Потому что профессия космонавта тоже в чём-то схожа с работой лётчика. И первый отряд у нас, который набирал Сергей Павлович Королёв, там были только одни лётчики.

Потом, когда закончил военную академию, как раз был набор в отряд космонавтов. Думал, дай рискну, попробую. Рискнул, попробовал — и получилось. Конечно, процесс очень длительный, долгий. Это, конечно, в основном медицинская комиссия, тесты, психологи. Ну, всё прошёл, вроде всё получилось.

М.ЧЕЛНОКОВ: Не было в окружении людей, которые «ну зачем тебе это надо?»

М.АЛЕКСАНДРОВА: Которые отговаривали, говорили: зачем, зачем, всё и так хорошо.

М.СУРАЕВ: Да нет, нет, таких людей не было. Это точно. Наоборот, все поддерживали. Наоборот, все, так скажем, говорили: давай, давай, старайся, давай, может быть, получится. Потому что много было кандидатов, много было ребят, кто тоже написал рапорты и хотели отобраться, но отобралось на самом деле очень мало.

М.АЛЕКСАНДРОВА: В первую очередь вас отсеивали по состоянию здоровья?

М.СУРАЕВ: Ну да. Основное — это, конечно, здоровье. Один из критериев, грубо говоря. Сейчас, я не знаю, сейчас это применяется или нет, но когда мы проходили отбор, чуть больше трёх пломб во рту, в зубах — всё.

М.ЧЕЛНОКОВ: Ух ты… Да вы что?

М.СУРАЕВ: Никто разговаривать не будет. Но это было раньше. Сейчас, я думаю, послабления всё-таки какие-то есть.

М.АЛЕКСАНДРОВА: А есть ещё какие-то интересные ограничения, помимо пломб? Может быть, ещё что-то такое необычное, что запомнилось?

М.СУРАЕВ: Я не знаю… Зрение, давление, работа всех внутренних органов. Этот процесс, ты проходишь медкомиссию месяца полтора, наверное, точно.

М.ЧЕЛНОКОВ: А по росту и по весу есть ограничения? Очень большой космонавт, может, не влезет.

М.СУРАЕВ: Нет. По росту, да, сейчас у нас они немножко сдвинулись. Я сейчас не помню, метр восемьдесят пять – восемьдесят семь, где-то так. Но там в основном интересует всех рост сидя. Есть такой параметр рост сидя. Соответственно, конечно же, вес. У нас, по-моему, сейчас ограничение до 95 килограмм, как-то так.

М.ЧЕЛНОКОВ: Ещё такой вопрос многих интересует наших слушателей: насколько вообще конкурентная, конкурентоспособная эта профессия, лётчик-космонавт? Насколько мы понимаем из новостей, например, девушек-космонавтов вообще сейчас нет, очень мало. Арабские Эмираты буквально на днях заявили, что у них в лётном составе появится девушка. У нас-то, почему не идут?

М.СУРАЕВ: Давайте так. Во-первых, почему не идут? У нас есть в отряде космонавтов, у нас есть Кикина Анна, которая сейчас в отряде космонавтов и она готовится, учится, тренируется. Да, я с вами согласен, что если посмотреть на астронавтов и посмотреть на наш отряд космонавтов, конечно, там женщин больше.

Я думаю, и, скорее все, оно так, что у нас… Потому что готовиться и быть в отряде космонавтов — это отдавать практически всё своё свободное время. Это постоянные командировки, это постоянные тренировки, это постоянные экзамены. Практически 24 часа в сутки ты вовлечён в этот процесс.

М.АЛЕКСАНДРОВА: Никакой личной жизни.

М.СУРАЕВ: Вот. И у нас по большому счёту, в России, в принципе, это культурно, исторически так сложилось, что у нас женщина — это хранительница очага, что женщина у нас — это мама, женщина — это дом, дети. Может быть, поэтому у нас эта тема шибко и не заходит так активно, как у американцев, что у нас всё-таки женщина — это в первую очередь мама, хранительница очага. Соответственно, если ты отдаёшься полностью работе космонавта, тренировкам, полётам, экзаменам, учёбе и командировкам, соответственно, ты свои женские, материнские обязанности исполнять не сможешь. Я так думаю.

М.ЧЕЛНОКОВ: Понятно. Максим Викторович, наши слушатели, как всегда, спрашивают, это вы ли звонили в прямой эфир Сергею Доренко с МКС…

М.СУРАЕВ: Да, да.

М.ЧЕЛНОКОВ: Да, это наш сегодняшний гость как раз и звонил — Максим Сураев, лётчик-космонавт, он звонил нам в эфир, сюда, где Сергей Доренко сначала не поверил в это всё, что на самом деле с МКС звонят.

Максим Викторович, вот вы постоянно находитесь рядом с другими членами экипажа. Вы, когда возвращаетесь на Землю, продолжаете общаться? Или настолько замучились друг от друга там, в космосе, что здесь, на Земле, уже не дружбы, скажем так.

М.СУРАЕВ: Вы знаете, у меня, что первый полёт, что второй полёт, ребята были — и американец, и немец, и канадец, который космический турист, миллиардер, я со всеми великолепно общаюсь до сих пор. Но, опять же, это всё зависит оттого, какая внутренняя атмосфера во время полёта.

Есть случаи, я с вами согласен, что у нас ребята летают полгода, а потом на Земле друг с другом не здороваются.

М.АЛЕКСАНДРОВА: Видеть друг друга уже не могут, устают.

М.СУРАЕВ: Ну да. Но, опять же, это всё как ты настроишь во время тренировок, как ты настроишься на Земле, как ты настроишь сам экипаж. Я всегда и своим ребятам говорил, с которыми летал… Вот во второй раз двух неопытных вёз, одного американца, одного немца. Я сказал: «Ребят, мы — экипаж. Мы должны быть как единый организм, как единый механизм. Тогда мы всё победим, тогда мы всё преодолеем». Грубо говоря, да, у кого-то есть изъяны, и у меня они есть, мы как бы не боги, всё это понятно, мы обыкновенные люди. Но, понимаете, настрой должен быть такой, что это как единый организм… Грубо говоря, ты не можешь, допустим, если ты пишешь правой рукой, ты не можешь злиться и обижаться, наказывать свою левую руку, поскольку она пишет не так же красиво как правая.

М.АЛЕКСАНДРОВА: Она не виновата.

М.ЧЕЛНОКОВ: Метафора понятна.

М.СУРАЕВ: Она не виновата. Но зато левая рука намного лучше чешет за левым ухом, чем правая, там свои есть плюсы. И такое если отношение в экипаже, что мы все равны и мы работаем как один механизм, а не так, как лебедь, рак и щука, каждый катит в разную сторону, тогда будет всё хорошо.

М.АЛЕКСАНДРОВА: А вообще перед полётом вы общались с другими участниками? Как-то вас, не знаю, психологи друг к другу готовили, тесты какие-то, может быть, что-то ещё с вами такое делали, чтобы вы не ругались и как-то легко выходили из конфликтных ситуаций?

М.СУРАЕВ: Нет… Давайте так. На заре, тогда, когда ещё первый отряд, там у них очень серьёзно всё это учитывалось — и психологическая совместимость, и так далее, и тому подобное. Сейчас это в меньшей степени и в меньшей степени на это смотрят. Но изначально, когда отбирают, когда проходишь психологические тесты, они всё равно смотрят. Грубо говоря, ты кандидат в космонавты, и если у тебя какие-то есть психологические отклонения, тебя просто не допустят. А если уж тебя отобрали… Слушайте, мы нормальные люди и мы не настолько глупы, чтобы там тратить свои силы, тратить свои нервы на вот эти все психологические какие-то… ты такой, а ты такой, я на тебя обиделся и ты ко мне не подходи.

М.АЛЕКСАНДРОВА: Я с тобой не разговариваю.

М.ЧЕЛНОКОВ: Не подлетай.

М.СУРАЕВ: А потом я вам так могу сказать ещё по поводу психологической… Мы же не так, что нас взяли троих, засунули в ракету, и полетели. Мы же там полтора-два года готовимся, мы как один экипаж. Мы проходим тренировки, мы сдаём экзамены, у нас командировки, у нас там на выживание, мы работаем, внештатные ситуации, тренажёры. То есть тут времени больше, чем предостаточно, чтобы сдружиться, чтобы узнать друг друга получше, чтобы быть готовыми, если у кого-то есть какие-то особенности и нюансы. Поэтому такая история.

М.ЧЕЛНОКОВ: Максим Викторович, наши слушатели задают вопрос: на каком языке вы между собой общаетесь, когда там есть астронавты, американцы, канадцы и так далее?

М.СУРАЕВ: Вообще официально по бумагам язык общения английский. Но мы общаемся, называем это ринглиш — это помесь русского с английским. Я, как носитель русского языка, всегда пойму ломанный русский, если будет американец изъясняться. Точно так же как и он, если я буду общаться с ним на английском, он всегда поймёт, чего я хочу, потому что он носитель английского. А так, в принципе, у нас все космонавты проходят очень серьёзную подготовку, все владеют английским языком, экзамены сдают на английском языке. Есть, которые с переводчиками сдают, но я, например, те же самые экзамены и в Америке, и в Канаде, и в Японии — всё сдавал без переводчика, на английском.

М.ЧЕЛНОКОВ: Давайте ещё про мифы поговорим. «Белое солнце пустыни» смотрят космонавты сейчас или уже всё?

М.СУРАЕВ: Нет. Вы что? Смотрят, конечно.

М.ЧЕЛНОКОВ: Смотрят. А ещё были такие истории, простите, пожалуйста, может быть, я сейчас что-то скажу не то, но пописать на колесо автобуса.

М.СУРАЕВ: Есть такая история.

М.ЧЕЛНОКОВ: Тоже перед тем как ехать к ракете.

М.АЛЕКСАНДРОВА: А мне очень интересно узнать про распорядок дня.

М.ЧЕЛНОКОВ: А ещё какие-то мифы есть, о которых мы не знаем?

М.СУРАЕВ: Ой… Да это, наверное, две основные, две распространённые. Кстати, между прочим, эта традиция, если хотите, подробнее расскажу про неё, которая смотреть «Белое солнце пустыни». Знаете, историю? Нет?

Раньше просто на Байконур, это было ещё при Советском Союзе, когда ещё кино показывали на бобинах, такие ставили в аппарат, привезли это «Белое солнце пустыни». Там особо выбора не было, интернета не было, медиатеки или фильмотеки не было никакой. Ну лежала там эта бобина и лежала. Соответственно, надо как-то чем-то развлекать экипаж. Соответственно, перед полётом её показывали каждому экипажу. Ну и вроде как-то зацепилось, вроде как-то смотрели экипажи, да и хорошо.

М.ЧЕЛНОКОВ: Заняты делом — и хорошо.

М.СУРАЕВ: Да. Чтобы не хулиганили — самое главное. А тут получилось с одним экипажем (вы можете посмотреть в интернете, я просто не хочу фамилии называть), они точно так же пришли и с полфильма вроде встали… И один из руководителей им сказал: ребят, вы смотрите, так в космос не слетайте, как вы соблюдаете традиции и не досматриваете фильм. И у них происходит авария ракеты-носителя, срабатывает система аварийного спасения. В общем, они никуда не улетели.

М.ЧЕЛНОКОВ: Как интересно.

М.СУРАЕВ: Да. И, соответственно, после этого случая уже никого не надо принуждать сидеть и смотреть. И ещё никого не выгонишь из зала, потому что все прекрасно понимают, что с традициями шутки плохи.

М.АЛЕКСАНДРОВА: На титры все остаются.

М.СУРАЕВ: Да. А вообще я считаю, чем опаснее профессия, чем больше всяких каких-то суеверий, традиций, и они исполняются, дабы потом не винить себя, что вот я не помочился на колесо, и у меня произошла вот такая серьёзная штука.

М.АЛЕКСАНДРОВА: Объяснительные потом писать.

М.СУРАЕВ: Да.

М.ЧЕЛНОКОВ: Марина спросила про распорядок дня. Насколько я знаю, вы живёте по Гринвичу, да?

М.СУРАЕВ: Да, по Гринвичу на станции.

М.ЧЕЛНОКОВ: То же самое утро, подъём, зарядка какая-то есть.

М.АЛЕКСАНДРОВА: Чашечка кофе.

М.СУРАЕВ: Ну примерно так, да, там всё расписано. Там всё расписано поминутно и расписано всё чуть ли не по секундам.

М.ЧЕЛНОКОВ: А вольности какие-нибудь позволяются? Или свободное время есть у вас, почитать книгу, позвонить на радио «Говорит Москва»?

М.СУРАЕВ: Свободное время есть, но его очень мало. У нас, в принципе, есть воскресенье, свободный день, но опять же есть так называемый task list — это задания, которые ты можешь делать, а можешь не делать, никто тебя за них ругать не будет, но как-то принято, что всё равно занимаются этим и всё равно космонавты даже в воскресенье работают.

Другое дело, конечно, появляется свободное время, во-первых, после того как закончен рабочий день, когда уже прошла вечерняя конференция по планированию, то есть ты отчитался, что ты сделал, наметились пути на следующий день и так далее, и тому подобное. Это с ЦУПом Хьюстона, с ЦУПом Москвы и с европейским ЦУПом. В принципе, у тебя есть свободное время, ты поужинал, можешь идти отдыхать, можешь заняться какими-то своими делами. Но как такового времени, конечно, мало свободного. Но потом ещё, это всё с опытом приходит. Грубо говоря, когда у тебя даётся на какую-нибудь работу или на какой-нибудь эксперимент, допустим, тридцать минут, но ты уже, когда этот эксперимент делал, когда ты уже готов, когда ты знаешь это, тебе вместо тридцати хватит пятнадцать минут. Ты можешь это время сэкономить. И потом, поднабрав этого времени, в конце дня пораньше закончить, у тебя будет свободное время.

М.АЛЕКСАНДРОВА: Понятно. Про питание очень хочется узнать.

М.ЧЕЛНОКОВ: Да, про питание. Это всё так же тюбики?

В.СУНГОРКИН: Или что-то новое есть в меню?

М.ЧЕЛНОКОВ: Может, какая-то появилась новая идея? Мы все эти наборы видели и в Музее космонавтики…

М.АЛЕКСАНДРОВА: И даже сейчас они популярны, их покупают в обычной жизни, дарят в качестве сувениров.

М.СУРАЕВ: Я вам по поводу тюбиков скажу, что на самом деле это уже такая фейковая история. В тюбиках, по-моему, мёд остался, по-моему, какой-то кетчуп остался и всё, больше ничего в тюбиках нет.

М.ЧЕЛНОКОВ: А в чём теперь?

М.АЛЕКСАНДРОВА: Что вы едите?

М.СУРАЕВ: Основная, это две большие категории, которые есть на станции, это первая категория большая — сублиматы. Грубо говоря, наш «Доширак» тот же самый. Там сублимируют всё. Там и сок сублимируют, там и борщ сублимируют, там и лапшу сублимируют. Короче, выпаривают жидкость, чтобы это было… Соответственно, захотел ты картошки с мясом, проблем нет, кипятка залил, подождал пять-семь минут, вот и всё, получи и кушай.

М.ЧЕЛНОКОВ: Одним словом, всё, что захотелось, всё можно найти на станции. Не голодаете.

М.СУРАЕВ: Не-не, не голодаем. И вторая категория… Вот я сказал, одна — это сублимация. А вторая большая категория — это консервы. То же самое мясо, каша, каша с мясом, отдельно, цыплята… Все которые консервы мы, так скажем, можем найти в обычной жизни, в принципе, точно так же мы ими питаемся.

М.АЛЕКСАНДРОВА: А пару килограммов вы набираете за время полёта или в той же форме возвращаетесь?

М.СУРАЕВ: Опять же это зависит от человека, это так же как на Земле. У нас, по-моему, рассчитывается рацион из трёх тысяч калорий, по-моему, три – три с половиной. Соответственно, если ты будешь это всё поедать… В невесомости всё равно мы энергии тратим меньше, чем на Земле, потому что там не надо спину держать, не надо перемещаться, ходить и так далее, и тому подобное, то есть там плаваешь и плаваешь. Соответственно, если потреблять норму, которую тебе расписывает Земля, соответственно, ты привезёшь лишние килограммы, даже не сомневайтесь. Ограничиваешь себя.

Потом каждый космонавт, каждый астронавт занимается спортом где-то два – два с половиной часа каждый день.

М.ЧЕЛНОКОВ: Ого. Ну да, там времени ничего не делать, просто гулять, поплавать не хватает.

М.АЛЕКСАНДРОВА: Жёсткий тайминг.

М.ЧЕЛНОКОВ: Максим Викторович, такая информация прошла. Господи Рогозин сказал, что мы скоро можем покрыть практически всю орбиту спутниками, что будет связь, интернет даже в труднодоступных местах. Насколько это вообще реально?

М.СУРАЕВ: Я не знаю, насколько это реально. Ну если Рогозин сказал, то реально. Я так могу сказать. Хорошо, вы, обернувшись на Запад, посмотрите на Илона Маска, вот этот его проект Wi-Fi небесный. Это уже оборудование работает. В Америке, если хочешь, можешь купить ту же самую приёмную систему, и у тебя будет Wi-Fi. Это уже работает, это уже как бы реализовано. Другое дело, что мы свою систему реализуем. Рогозин сказал, российскую, я так понимаю. Ну, когда она будет готова, я не знаю.

М.ЧЕЛНОКОВ: По поводу вообще вот этих фантастических историй нам тоже всем интересно…

М.АЛЕКСАНДРОВА: «Существуют ли инопланетяне?» — спрашивает нас Недобрый.

М.ЧЕЛНОКОВ: Нет, это ерунда. Конечно, нет. Или, может, существуют?

М.АЛЕКСАНДРОВА: Может быть, кого-то вы встретили?

М.СУРАЕВ: (Смеётся). Это секретная информация, её нельзя…

М.АЛЕКСАНДРОВА: Ну мы хотя бы попытались узнать.

М.ЧЕЛНОКОВ: О’кей. Лунная какая-нибудь…

М.СУРАЕВ: Да нет. Я много рассказываю об этих историях, и каждый раз спрашивают… В принципе основные вопросы, которые всегда задают: как вы спите, как вы едите, как вы ходите в туалет и видели вы инопланетян? Я могу сказать, высота, на которой летает Международная космическая станция, 400 километров. Человечество, используя те же самые спутники и те же самые технические средства, радары и так далее, заглянуло уже на десятки, на сотни тысяч километров в космос и ничего там не нашло. Соответственно, как вы себе представляете, когда инопланетяне, я не знаю, пролетев, не знаю, тысячу световых лет из другой галактики, и вот они мчатся к Земле, чтобы познакомиться и чтобы было это, и тут они притормаживают на 400 километров, не долетев до Земли, и начинают общаться с космонавтами.

М.АЛЕКСАНДРОВА: Ну да, так себе перспектива.

М.СУРАЕВ: Как-то не бьётся эта история. Хотя, с другой стороны, я могу, если есть минуточка…

М.ЧЕЛНОКОВ: Есть.

М.СУРАЕВ: То же самое. Человек, если не может объяснить или дать чему-то логическое объяснение, он сразу тогда это всё выставляет за те же самые НЛО, потусторонние силы и так далее, и тому подобное. У меня была такая история в первом полёте. Я как-то, просто пролетая, боковым зрением вижу, что какой-то объект за бортом на расстоянии где-то 100-150 метров висит возле станции, как бы морзянкой выбивает мне светом, знаете, с периодичностью раз в секунду мигает. Если бы я тогда не взял бинокль и не посмотрел, я бы сейчас вам рассказывал в полный рост, что у меня было НЛО, что оно мне морзянкой пыталось чего-то передать, что оно вот это… На самом деле взял бинокль и посмотрел, всё очень просто. Вся станция и все корабли, и все модули покрыты таким «пирогом», который называется ЭВТИ, экранно-вакуумная тепловая изоляция. Этот «пирог» из материала и фольги. То есть там их много-много слоёв. Соответственно, станция летает уже давно, корабли — то же самое, выходы в открытый космос и так далее, и тому подобное. И где-то задрался этот кусок и оторвался кусок фольги.

М.ЧЕЛНОКОВ: И мигает.

М.СУРАЕВ: Да, он дрейфовал, я не знаю, сто пятьдесят, двести, триста метров от станции и он просто потихоньку вращается. Соответственно, Солнце попадает на него, и он просто зайчик солнечный пускает, вот и всё.

М.АЛЕКСАНДРОВА: А какая могла история красивая получиться.

М.ЧЕЛНОКОВ: Понятно.

М.СУРАЕВ: Если бы не взял бинокль, я бы сейчас вам рассказал, что да, у меня были инопланетяне, пытались связаться. Вот и всё.

М.ЧЕЛНОКОВ: Максим Викторович, мы поздравляем вас с праздником!

М.СУРАЕВ: Спасибо.

М.ЧЕЛНОКОВ: Удачи вам, здоровья! Вы наш герой. Тем более пусть другие космонавты нам позванивают в эфир в прямой.

М.АЛЕКСАНДРОВА: И передают привет.

М.СУРАЕВ: Я просто авторские права…

М.ЧЕЛНОКОВ: Запатентовали. Друзья, у нас на связи был лётчик-космонавт, депутат Госдумы Максим Сураев. Спасибо большое, Максим Викторович. Удачи вам и с праздником!

М.СУРАЕВ: Всем космического здоровья. Не болейте.

М.ЧЕЛНОКОВ: Спасибо.